Мифы и рифы развития сельских территорий на фоне промышленного ландшафта

Теоретическое и методологическое обеспечение процессов развития сельских территорий в России с позиций рефлексии экспертного и  научного сообщества на своего рода социальный запрос агросоциохозяйственного континуума – чрезвычайно интересный «пласт» концептуального дискурса.

Попытки осмысления ретроспективно-генетической природы сельской местности, теоретико-модельного формирования универсального архетипа её социально-экономического развития и как самостоятельной системы, и как подсистемы региональной экономики действительно многочисленны. Причины плюрализма научно-методологических подходов к исследованию в данной области лежат в сложности и даже сверхсложности самого объекта подобного рода изысканий.

Исследование сельских территорий упирается в проблему, состоящую в том, что «сельское развитие», «социально-экономическое развитие сельской местности», «сельская экономика» и «муниципальная экономика» в практике проведения научных работ находятся одновременно на пересечении предметной области разных отраслей экономической науки: её отраслевого и регионального сегментов. В то же время исследования «на стыке» дают самые интересные научные результаты, так как синтезируемые концептуальные положения расширяют границы привычного научного знания, «не загнанного» в привычную номенклатуру научных специальностей. С этих позиций смелость автора для синтеза территориально-отраслевого и муниципального подходов развития сельской местности позволяет говорить о способности видеть «тонкие грани» процесса поиска эндогенных резервов для её развития и роста.

В настоящее время отмечается «всплеск» научного интереса к развитию сельских территорий, который мы связываем с необходимостью преодоления негативных последствий кризисных явлений и процессов в экономике и социальной сфере. И этот новый виток научной рефлексии обозначает ряд проблемных областей, которые мы рассмотрим через призму исследования А.В. Харитонова, безусловно, органично дополняющего имеющееся ретроспективное научное наследие.

Обратимся к объекту. «…сельскую территорию можно представить в виде внегородской местности, включающей сельские населенные пункты, обладающие признаками сельской местности как сложной природно-хозяйственной системы с обитаемым на ней населением, занимающимся преимущественно сельскохозяйственным производством, решением экономических, социальных, экологических задач развития территории, направленных на удовлетворение потребностей ее населения». Так полагает автор. В этом плане он использует исключительно «институциональную оптику» без инкорпорирования в критериальную базу сущностных характеристик местности с принятием в расчет отраслевой специализации экономики. Все, что не город – село. Вместе с тем, а это показывает наш опыт экспедиционных наблюдений малых и сверхмалых городов Ставропольского края как типичного представителя аграрно-индустриальных субъектов, образ жизни формально «горожан» практически не отличается от соответствующего в местности сельского типа. Это все та же социально-поколенческая укорененность населения, добрососедство и опора на подсобное хозяйство, развитые неформальные виды аграрной предпринимательской деятельности как элементы реципрокной экономики. Это – первый миф о типично сельском типе территориального развития, связанный с объективацией.

В плане точности вычленения сельских территорий требуется их категориальная демаркация от ряда вернакулярных и однородных типологических понятий: «аграрная провинция», «приусадебная сельскохозяйственная окраина», «глубинка», «слаборазвитая территория», «анклав локальных сообществ».

Второй миф связан со стратегической «окантовкой» социально-экономического развития сельских территорий и тем обстоятельством, что «приоритетом здесь становится экономика сельской территории как первичный элемент региональной экономической структуры».  Увлечение стратегиями – дань моде, которая в экспертной и административной среде в настоящее время замещается проектным подходом. Следование данному подходу предполагает – по методологии Министерства экономического развития – учет действия  факториальных условий отраслевых конкурентных рынков, как справедливо отмечает А.Н. Демьяненко[1]. Солидаризируемся в этом плане еще с одним тезисом этого исследователя, утверждающего, что «типовой макет стратегии не предусматривает анализа никаких рынков…и характеризуется …крайне слабой проработкой вопроса территориальной организации…».

Кризис и замедление экономики обнажили также «болезненный нерв» практики регионального стратегического планирования и целеполагания – смена выравнивающей парадигмы регулирования на стимулирование внутрирегиональной поляризации. Иными словами, бюджетные трансферты выделяются преимущественно на якорные инвестиционные проекты и, пользуясь терминологией А.Н. Пилясова, «территории-прожекторы», к которым сельская местность в подавляющих случаях не относится. Слабым и отстающим не дают денег, считая сельскую местность, по меткому выражению Т.Г. Нефедовой «черной дырой»[2]. Отсюда продуцирование и эскалация комплекса центростремительных тенденций: «вымывание» наиболее активной и экономически активной прослойки населения в пользу города, архаизация и примитивизация сельскохозяйственного производства, сокращение функциональных задач и институциональной нагрузки сельских территорий.

Вместе с тем, в теории сельского развития все не так плохо. Анализ ряда фундаментальных и недавних диссертационных исследований И.Н. Меренковой, О.Ю. Савенковой, Д.С. Клейменова, И.А. Минакова, В.Г. Закшевского, В.А. Кундиус, В.Г. Агибаловой, Р.И. Клинцевич, Е.И. Громова, И.Ф. Хицкова показывает многообразие взглядов, позиций и концепций развития сельских территорий. Однако, обогащение эвристического потенциала общей протоконцепции сельского развития познавательными возможностями теорий территориальной организации общества, институционализма, экономического пространства, многофункционального и устойчивого развития оказалось практически невостребованным в практике управления территориями сельского типа. Для понимания сложившегося положения дел придется констатировать, что сельские территории сегодня фактически поставлены на грань автономного выживания. Признание данной проблемы позволит скорейшим образом перейти к действительно реальным шагам к сохранению сельских поселений и их социально-экономическому развитию.

Из этого выведем третий миф сельского развития, состоящий в том, что сельским территориям подходят универсальные механизмы, прописанные в концепциях регионального социально-экономического развития, без должной территориально-специфицированной и отрасле-сфокусированной адаптации. Особенно отчетливо это заметно в регионах традиционно-промышленной специализации экономики.

Детально изучаемый А.В. Харитоновым регион – Кемеровская область, характеризуется «наличием второго центра», что изоморфически, пользуясь терминологией теории систем, роднит его с исследуемым нами Ставропольским краем. Идентичность сельских территорий на фоне промышленного сектора экономики и биполярности пространственного развития экономики региона позволяет провести теоретико-методологические параллели и выработать общие рекомендации для совершенствования концепций, подходов, методов, механизмов и инструментов решения разноплановых и многоаспектных задач сельского развития, отягощенного как комплексом инерционно-наследственных проблем, так и эволюционно-приобретенных трудностей. При этом мы сформулируем только одну ремарку: если Ставропольский край типологически относится к группе аграрно-индустриальных, то Кемеровская область в большей степени к индустриально-аграрным. Подобного рода композиционная рокировка системообразующих отраслей важна как в таксономическом аспекте, так и в русле практики выработки направлений сбалансированного развития сельских территориальных социально-экономических систем.

Какие рифы подстерегают процесс устойчивого сбалансированного и многофункционального развития сельских территорий в современных условиях?

Во-первых, балансирование выравнивающей и стимулирующей функций бюджетных трансфертов. Во-вторых, недостаточность исключительно территориально-отраслевых подходов при разработке концепции развития сельских территорий на фоне практически повсеместного игнорирования «чистых» пространственных тенденций их функционирования. В-третьих, существующий предел преобразовательных возможностей концепции многофункционального развития сельской местности. Поясним каждый тезис.

Касательно функциональной ориентации бюджетных трансфертов здесь есть две противоположных позиции. Поляризованное развитие сельской местности (по двум подтипам: «сверху-вниз» и развитие «снизу вверх», об этом ниже) и выравнивающее развитие. Есть и третий случай. Гармонизированное развитие без явной поляризации и «подтягивания отстающих». Но в ситуации с большим количеством вымирающих деревень такая политика позволит многим из них тихо исчезнуть из экономического ландшафта.

В рамках поляризованного развития стоит дилемма выбора: какую территорию стимулировать и раскрывать её эндогенный потенциал? Изначально не все территории находятся в разных условиях, хотя бы по факту обладания различной комбинации «факторов первой природы». Инициативно поддерживая одни сельские населенные пункты, финансируя якорные резонансные инвестиционные проекты в них с ощутимыми экономическими, бюджетными и социальными эффектами, система муниципального и регионального управления хронизирует проблемы других. Выравнивающее же развитие зачастую порождает иждивенчество и буквальным образом искореняет местные инициативы. Из этого логичным образом вытекает проблема поиска эффективной концептуальной платформы процессов сельского развития.

Обращая внимание на дефицитарность преобразовательных возможностей территориально-отраслевых подходов при разработке концепции развития сельских территорий, но в то же время, не умаляя их достоинств,  полагаем уместным предположить эффективность активного включения пространственно-экономических подходов при выработке положений политики социально-экономического развития сельской местности. В общем виде они предполагают учет принадлежности сельских локалитетов к различным уровням организации периферийного пространства, центробежности или центростремительности «дрейфа» территории, включенности или обособленности территории в мезоэкономическом пространстве и её участие в региональном разделении труда. Следовательно, необходимо сгладить тектологические границы между политикой социально-экономического развития и политикой пространственного развития районов, оформив это нивелирование включением дополнительных разделов «пространственно-экономическое развитие сельской местности» в программах и проектах, регулирующих сельско-территориальный континуум. Одно из направлений пространственных трансформаций А.В. Харитонов и предлагает в статье, а именно, «…принятие мер по реорганизации неспособных к самостоятельной деятельности поселений, объединение их с более состоятельными…», с чем мы полностью солидаризируемся, хотя и понимаем, что вопрос неоднозначный и требует индивидуального рассмотрения в каждом конкретном случае.

Переходя к многофункциональности развития сельских территорий, отметим, что это не панацея, а реальный механизм для обеспечения устойчивости социально-экономической динамики. В этом плане автор рецензируемой статьи предлагает его отдельные элементы: «развитие сельской экономики на основе кооперации малых форм хозяйствования», «осуществление перераспределения неиспользуемых участков земли и получение финансовой поддержки сельскими жителями для обеспечения их занятости».

В этом плане хотелось бы обратить внимание на потенциал синтеза, казалось бы, контрадикторных элементов: развитие эндемичных «ремесленных» видов деятельности на селе, культурных, оздоровительных, креативных, пищевых, перерабатывающих индустрий и инструментария цифровизации маркетинговой сферы. Одна из основных проблем сельской экономики – обеспечение бесперебойного и ритмичного сбыта готовой продукции в параллель производственно-технологическому циклу производства продуктов питания. В условиях цифровизации сельским предпринимателям и физическим лицам, имеющим статус самозанятых, необходимо выходить в он-лайн пространство, посредством активного продвижения своей продукции в социальных сетях, используя инструментарий контекстной рекламы, SMM-маркетинга, геотегов и хэштегов, создания тематических страниц и т.д. Это трудная задача для сельского предпринимателя. Здесь целесообразно активно подключать отраслевые ВУЗы для проведения обучающих курсов, школ молодого предпринимателя и т.д.

Осуществление подобного рода идеи может быть выведено за рамки программно-целевого управления, а реализовываться в виде кластерно-сетевых проектов формирования сельских самобытных кластеров культурно-просветительских и туристско-рекреационных индустрий, с формированием локального бренда.

Безусловно, поднятый и рассмотренный А.В. Харитоновым ряд вопросов, требуют своего дальнейшего научного осмысления. Аксиоматичным является «красная нить», заложенная автором в исследовании – любые системные преобразования сельских территорий необходимо начинать с детальной диагностики особенностей их функционирования. Это требует формирования самостоятельной методологии системно-диагностического подхода к исследованию сельских территорий, последующих инвестиционных «инъекций» и инфраструктурно-институционального обогащения сельской местности. Действенное решение подобного рода крупной научной задачи возможно при консолидации усилий отраслевых ученых, специалистов, рассматривающих сельские территории как среду протекания специфических процессов, и исследователей регионального экономического пространства, исследующих село как часть центр-периферийных пространственно-экономических систем. Без этого российское село так и останется на периферии, не возродившись после масштабных реформ.

________

[1] Демьяненко А.Н. Район как объект стратегического управления в контексте теории организации  / А.Н. Демьяненко // Пространственная экономика. – 2008. – №2. – с. 60-88.  

[2] Нефедова Т.Г. Поляризация пространства России: ареалы роста и «черные дыры» // Экономическая наука в современной России. – 2009. – №1. – С. 62-77.