Главная страница » Публикации » №2 (74) » Гендерная сегрегация рынка труда: современные тренды

Гендерная сегрегация рынка труда: современные тренды

Gender segregation of the labor market: current trends

Авторы

Гневашева В.А.
доктор экономических наук, доцент
Россия, Институт демографический исследований ФНИСЦ РАН
veracos@rambler.ru

Аннотация

В исследовании рассматриваются теоретические предпосылки вопросов гендерной сегрегации на рынке труда. Приводится описание теоретических подходов изучения данной проблематики, делается вывод о факторах, спровоцировавших необходимость изучения данной проблематики, ее оценки и формирования механизмов управления и регулирования с целью оптимизации распределения рабочей силы и максимального использования трудового потенциала. Рассматриваются отдельные эмпирические оценки гендерной профессиональной сегрегации в контексте мировой статистики и в сопоставлении с данными по России. Приводится статистическое описание гендерного распределения рабочей силы на российском рынке труда за период 2015–2020 гг. с оценкой отдельных показателей. Рассчитывается структурное распределение рабочей силы по отдельным видам экономической деятельности с оценкой индекса диссимиляции по принципу структурной трансформации распределения занятости женщин, а также индекс профессиональной сегрегации по методу Дункана с оценкой доли участия соответствующей рабочей силы, дифференцируемой по гендерному критерию в отдельном виде экономической деятельности и в целом в экономике. Проведенное исследование формирует проблематику индивидуальных мотивационных профессиональных предпочтений занятости с сохранением устойчивой тенденции максимального снижения гендерной сегрегации до условного порогового уровня гендерных профессиональных предпочтений.

Ключевые слова

макрорегионы, мировая гендерная сегрегация, пороговый уровень гендерных профессиональных предпочтений, индекс диссимиляции, индекс профессиональной сегрегации.

Рекомендуемая ссылка

Гневашева В.А.

Гендерная сегрегация рынка труда: современные тренды// Региональная экономика и управление: электронный научный журнал. ISSN 1999-2645. — №2 (74). Номер статьи: 7405. Дата публикации: 14.04.2023. Режим доступа: https://eee-region.ru/article/7405/

DOI: 10.24412/1999-2645-2023-274-5

Authors

Gnevasheva V.A.
Doctor of Economics
Russia, Institute of Demographic Research of the Russian Academy of Sciences
veracos@rambler.ru

Abstract

The study examines the theoretical background of the issues of gender segregation in the labor market. The description of theoretical approaches to the study of this problem is given, the conclusion is made about the factors that provoked the need to study this problem, its assessment and the formation of management and regulation mechanisms in order to optimize the distribution of labor and maximize the use of labor potential. Separate empirical estimates of gender occupational segregation are considered in the context of world statistics and in comparison with data on Russia. A statistical description of the gender distribution of the labor force in the Russian labor market for the period 2015-2020 is given with an assessment of individual indicators. The structural distribution of the labor force by individual types of economic activity is calculated with an assessment of the dissimilation index based on the principle of structural transformation of the distribution of women's employment, as well as the index of occupational segregation according to the Duncan method with an assessment of the share of participation of the corresponding labor force differentiated by gender criterion in a particular type of economic activity and in the economy as a whole. The conducted research forms the problems of individual motivational professional preferences of employment with the preservation of a stable trend of maximum reduction of gender segregation to a conditional threshold level of gender professional preferences.

Keywords

macroregions, global gender segregation, threshold level of gender professional preferences, dissimilation index, occupational segregation index.

Suggested Citation

Gnevasheva V.A.

Gender segregation of the labor market: current trends// Regional economy and management: electronic scientific journal. ISSN 1999-2645. — №2 (74). Art. #7405. Date issued: 14.04.2023. Available at: https://eee-region.ru/article/7405/ 

DOI: 10.24412/1999-2645-2023-274-5

Print Friendly, PDF & Email

Введение

Оценки изменений и трансформаций на рынке труда предопределяются рядом базовых показателей. Такие показатели, как уровень занятости или уровень участия рабочей силы на рынке труда, предоставляют информацию о возможности индивида найти работу, но в то же время отражают лишь количественную сторону рынка труда и не формируют представлений о качестве распределения и использования рабочей силы.

Критериальные оценки структуры использования отдельных категорий рабочей силы (как например труд мужчин и женщин) представлены соответствующими дополнительными показателями, как, например: уровень гендерной сегрегации на рынке труда.

Понимание того, имеет ли место проблема гендерной сегрегации на рынке труда, и каким образом этот процесс связан с сегрегацией в сфере образования, уровнем профессиональной подготовки, уровнем профессионального опыта, личностными качествами сотрудника, важно, чтобы свести к минимуму возможные нежелательные последствия гендерного неравенства в сфере распределения рабочей силы, минимизировать данную проблему, предоставив возможность рынку труда максимально эффективно распределять и использовать рабочую силу, или  выявить предпосылки объяснения наличия гендерной сегрегации на рынке труда в силу экономических, региональных, политических, социальных, национальных и иных причин, а следовательно нарочитое вмешательство в условное решение данной проблемы и попытки уравновесить доли присутствия и мужчин, и женщин во всех сферах экономической деятельности могут наоборот привести к разрастанию социальной конфликтности, снижению трудовой и профессиональной мотивации работников, снижению уровня их самореализации, а следовательно и снижению производительности рабочей силы и деятельности экономики в целом.

 

Материалы и методы

Теоретические аспекты изучения проблемы гендерного неравенства на рынке труда, преимущественно, сводятся к желанию формирования максимально комфортных условий для участия рабочей силы, для ее самореализации и получения равного при содержательно равной экономической деятельности дохода. Вместе с тем участие общества в хозяйственной деятельности в гендерном распределении исторически формировалось различно, в силу социальной структуры и социальных ролей ее членов.

Основные проблемы гендерной трудовой сегрегации были определены в исследовании Б. Рескин (Reskin, 1993) [1]. Автор утверждает, что чем более типично женскую профессию занимают женщины, тем более низкий доход они имеют по сравнению с мужчинами, имея одновременно меньшие возможности карьерного роста, более низкий социальный статус и меньше возможностей получить руководящие должности или принимать значимые управленческие или профессиональные решения и т. д.

В исследованиях определяется как правило два вида гендерной сегрегации на рынке труда: горизонтальная и вертикальная.

Горизонтальная сегрегация характеризуется превалированием участия мужчин по сравнении с женщинами в определенном секторе на рынке труда или в рамках определенной профессии. В этой связи, согласно Б. Рескин, рынок труда характеризуется достаточно значимой горизонтальной сегрегацией, представленной рядом типично мужских или типично женских профессий или сфер хозяйственной жизнедеятельности.

Вертикальная сегрегация может характеризоваться   непропорциональным участием женщин или мужчин на разных уровнях профессиональной иерархии, например, на руководящих должностях, в управлении среднего звена, на должностях, требующих определенной степени ответственности и т. д. Так в соответствии с исследованием Ф. Коре (Core, 1999) [2], в большинстве европейских стран женщины находятся на более низких ступенях служебной лестницы, занимая руководящие должности реже, чем мужчины.

В гендерном распределении занятости в 20-м веке произошло существенное увеличение женской рабочей силы, что особенно было характерно для стран с так называемой ранней индустриализацией, наметились устойчивые положительные тренды занятости среди женщин в основных развитых и активно развивающихся макрорегионах и странах.

Примечательно, что рост участия женщин в общем распределении трудовых ресурсов начался в разные моменты времени и происходил разными темпами; тем не менее, существенное и устойчивое увеличение участия женщин в рабочей силе в развитых странах остается значимой чертой экономических и социальных изменений в 20 веке.

Сопоставимые исторические оценки, показывающие разбивку показателей участия по возрастным группам, отражают тот факт, что это увеличение имело место почти во всех отдельных возрастных группах (так отмечается в исследовании Дж.Хекмана и М. Киллингсворта (1986)) [3].

Большая часть долгосрочного положительно тренда приращения участия женщин на рынке труда на протяжении последнего столетия обусловлена увеличением участия именно женщин, состоящих в браке. В распределении участия женщина на рынке труда по критерию «семейное положение» наблюдаемый рост среди женского населения в целом, обусловлен главным образом тенденцией приращения среди женщин в браке. Дж. Хекман и М. Киллингсворт (1986) приводят схожие доказательные аналогии исторических тенденций трансформации рынка труда в части женского сегмента для Великобритании, Германии, Канады и других стран.

Рассматривая почасовую занятость, по общему объему часов труда, важно отметить, что в целом происходит снижение количества часов труда, и такая тенденция характерна для всех региональных рынков, но это также фиксируется и для женского сегмента.

Данная выявленная закономерность важна еще и с той точки зрения, что несмотря на то, что все больше женщин в развитых странах вышли на рынки труда (рисунок 1), одновременно с этим процессом увеличения предложения труда происходит сокращение среднего количества часов занятости, которое в том числе и представители женского сегмента рынка труда проводят на рабочем месте. Вместе с тем оценки показывают, что практически во всех случаях эффект прироста занятости в целом существеннее и общее количество дополнительного труда женщин компенсирует тот факт, что многие из них работают по сокращенным трудовым дням.

 

Доля женского труда в общем объеме занятости по макрорегионам (2021 г., в %)

Рисунок 1. Доля женского труда в общем объеме занятости по макрорегионам (2021 г., в %)

Источник: Данные Всемирного банка. URL: https://ourworldindata.org/female-labor-supply

 

Согласно официальной статистики (рисунок 2) сегодня женщин на мировом рынке труда моложе 25 лет немного меньше, чем было пятнадцать лет назад. Однако за тот же период общий объем женской занятости в мире вырос почти на 50%.

Это подчеркивает, что увеличение предложения женской рабочей силы в мире сопровождалось и увеличением среднего возраста занятых женщин.

При этом в развитых странах произошло более резкое увеличение возраста женщин в составе рабочей силы, отчасти потому, а участие молодых женщин наоборот снизилось.

 

Распределение женской рабочей силы по возрасту в сравнении мир и Россия

Рисунок 2. Распределение женской рабочей силы по возрасту в сравнении мир и Россия

Источник: по данным Международной организации труда. URL: https://ourworldindata.org/female-labor-supply

 

В соответствии с официальной статистикой значительная часть женской занятости во всем мире приходится на неформальную экономику. Особенно в странах с низким и средним уровнем дохода. Так, по данным Всемирного банка для женщин в Уганде почти 95% работ, не связанных с сельским хозяйством, представлены в неформальном секторе. В Греции соответствующий показатель близок к 4%.

В гендерном сопоставлении женщины, как правило, чаще работают в неформальной экономике, чем мужчины. И вполне вероятно, что подобная гендерная разница была бы больше, если бы статистически учитывалась неформальная занятость в сельском хозяйстве, как правило эти данные отсутствуют, так же как не учитывается занятость женщин в домашнем хозяйстве и их деятельность по уходу за детьми и другими членами семьи.

Во многих странах формируются программы дополнительной поддержки женщин в период их деятельности по уходу за детьми, и во многом подобная политика оправдана и приносит значимый социально-экономический эффект.  Так, проведенный в Канаде эксперимент (1997 г., провинция Квебек) показал, что введенная субсидия матерям по уходу за детьми существенно повлияла на увеличение предложения труда со стороны матерей вне зависимости от уровня их образования [4]. Рассматривая сопоставление занятости женщин и занятости населения в целом, выявляется устойчивая тенденция превалирования данного показателя для стран с более высоким уровнем государственных расходов на семейную политику (пособия по уходу за детьми, налоговые льготы семьям с детьми, финансовая поддержка семей с детьми и т. д.).

Механизация домашнего хозяйства также существенно активизирует женщин к трудовой деятельности. Дж. Гринвуд [5] приводит оценки подобной зависимости, утверждая, что такие инновации во многом объясняют рост участия замужних женщин в рабочей силе в США в период с 1900 по 1980 год.

Социальные нормы и культура в том или ином обществе, несомненно, вносят свои коррективы в формирование мотивации в отношении участия женщин на рынке труда. Распределение гендерных ролей в определенной степени имеет заданную социальную структуру [6] и тем самым предопределяет структуру распределения рабочей силы на рынке труда. Причем условная «заданность» подобной структуры распределения рабочей силы различна в зависимости от типа общества, его территориальных, культурных, исторических, национальных и иных особенностей формирования.

Дж. Стоб (Stobbe J.) [6] в рамках своего исследования показывает взаимовлияние гендерных ролей, определяя понятие имплицитной власти как само собой разумеющегося способа, с помощью которого члены общества воспроизводят разделение по признаку пола в своих организациях.

Ученых также стал интересовать вопрос о первичном определении гендерных ролей. Во многом гендерное распределение ролей сохраняется с помощью институционального принуждения [7]. К. Голдин [8], например, показывает, что «брачные барьеры» (“marriage bars”) в 1800–х и 1900-х годах запрещали женщинам в браке работать на преподавательской и административной работе — профессиях, которые стали наиболее распространенными среди женщин после 1950 года.

Кадровая практика организаций, как отмечается в исследовании К. Голдин, формировалась под влиянием особого социального механизма – «брачного барьера». «Брачные бары» были политикой, принятой организациями и многими трудовыми общественными объединениями с начала 1900-х по 1950-е годы, в соответствии с которыми одинокие женщины после вступления в брак подвергались увольнению с невозможностью дальнейшего трудоустройства.

Подобный социальный запрет был фактически отменен в 1950-х годах, когда стоимость ограничения предложения рабочей силы значительно возросла и стала экономически невыгодной.

Однако, барьеры для выхода женщин на рынок труда продолжают существовать во многих странах и сегодня (рисунок 3). Показатели мирового развития Всемирного банка позволяют определить, существуют ли какие-либо виды работ, которые не разрешается выполнять небеременным и некормящим женщинам. Данная карта, по сути, определяет степень гендерной сегрегации на мировом рынке труда, фиксируя, сохранения тех или иных ограничений в странах Северной Америки, Европе, Австралии, ЮАР и ряда других.

 

Возможность трудоустройства женщин на те же работы, что и мужчины (в мире, по данным 2017 г.)

Рисунок 3. Возможность трудоустройства женщин на те же работы, что и мужчины (в мире, по данным 2017 г.)

Источник: по данным Всемирного банка. URL: https://ourworldindata.org/female-labor-supply

 

Вместе с тем статистические показатели свидетельствуют, что после второй мировой войны, по мере изменения социальных норм, предложение женской рабочей силы начало увеличиваться.

 

Результаты исследования

Российские исследования последних лет также обращаются к вопросам гендерной сегрегации, изучаются вопросы трансформации данного явления в истории рыночных преобразований, в связи со сменой рыночной формации в 1990х.

Вопросы горизонтальной и вертикальной гендерной сегрегации при выходе на рынок труда рассматривались в работе Ю. Косяковой и Д. Куракина [9] в исторической ретроспективе с учетом факта смены экономической формации государства. По оценкам исследователей происходит рост горизонтальной гендерной сегрегации среди участников рынка труда России с 1991 года. Гендерная дифференциация также отражается и на вертикальном должностном распределении сотрудников, в частности в сегменте управляющих. Подобные явления не стали новыми для российской действительности, они отчасти существовали и в период советской власти, однако, по мнению исследователей, в период рыночной реструктуризации экономики данные проблемы лишь усилились. В качестве дополнительного акцента авторы фиксируют усиление гендерного неравенства на рынке труда для высококвалифицированной рабочей силы.

Мезенцева Е.Б.[10] определяет взаимосвязь экономического роста и гендерного неравенства на примере российских регионов. Автор рассматривает вопросы масштабов гендерного неравенства и возможности их оценки, в целом определяя наличие данной проблемы и неравномерность ее формирования в региональном распределении.

Веркеев А.М.[11] отмечая позицию «бумажного» равноправия, то есть наличия законодательных решений вопросов гендерной сегрегации на рынке труда, акцентирует внимание на нормативном расхождении организаций и основного закона.

Гендерные различия в процессе подготовки рабочей силы в вузе анализируются Горбуновой Е.В. и Кондратьевой О.С. [12], при этом исследователи сравнивают российских и американских студентов и приходят к выводу о существующих гендерных разностях в профессиональной мотивации, авторы пишут, что более низкий уровень отчислений фиксируется среди девушек.

Исследователи Джексон М., Хавенсон Т. Е. и Чиркина Т.А. [13] также рассматривают вопросы первичного образовательного неравенства в процессе формирования рабочей силы. Ссылаясь на работы С. Алона [14] (Alon), М. Тиенда[15] (Tienda), Дж. Хойберте [16] (Heubert), К. Бухманн [17] (Buchmann) отмечают высокую степень значимости результатов обучения для последующего карьерного роста. В этой связи процесс получения высшего профессионального образования определяется с позиции выгод инвестирования в образования и ожиданий приращения дохода. Как следствие неравенство доступа к процессу образования приводит, по мнению авторов, к последующему неравенству и в профессиональном становлении. Авторы отмечают, что в отношении России проблема успеваемости существует, но, однако большей проблемой, как было выяснено, выступает проблема изменения сферы профессиональной подготовки по мере получения высшего образования.

Определенная разность в профессиональных предпочтениях, что во многом может и предопределять формально отмечаемую гендерную профессиональную сегрегацию, рассматривается в исследовании Малошонок Н.Г., Щегловой И.А., Вилковой К.А.[18]. Авторы фиксируют, что в России наблюдается гендерная диспропорция студенческого контингента в зависимости от профиля подготовки, что складывается преимущественно в силу стереотипов, укоренившихся в общественном сознании представлений о роли женщин и мужчин в обществе и профессии, что подтверждается эмпирически.

Преимущественно, ориентируясь на западный опыт оценок гендерного неравенства, зачастую априори предполагая подобную разность, обуславливая различия в том числе и предварительными этапами подготовки рабочей силы, исследователи зачастую фиксируют гендерную сегрегацию на рынке труда.

Рассмотрим данные официальной статистики в отношении оценки существующих современных тенденций на рынке труда в части гендерных распределений и особенностей участия мужчин и женщин.

 

Таблица 1. Гендерные соотношения отдельных показателей участия на рынке труда с корреляционными оценками (%)

женщины, в общей численности населения в возрасте 15-72 года, %

(столбец 1)

численность женщин в трудоспособном возрасте, %

(столбец 2)

численность мужчин в трудоспособном возрасте, %

(столбец 3)

уровень занятости женщин в возрасте 20-49 лет, имеющие детей до 18 лет

(столбец 4)

2010 53,1 55,5 68,4 63,3
2015 52,9 51,3 64,6 64
2016 53 50,5 63,9 64,9
2017 53 49,8 63,2 65,8
2018 53 49,3 62,5 67,1
2019 53 50,2 63,3 67,4
2020 53 50 63 65,9

 

столбец 1 столбец 2 столбец 3 столбец 4
столбец 1 1
столбец 2 0,58 1
столбец 3 0,55 0,99 1
столбец 4 -0,13 -0,78 -0,81 1

Источник: Труд и занятость в России / статистическое издание, 2021. URL: https://rosstat.gov.ru/folder/210/document/13210

 

Оценки гендерных соотношений отдельных показателей участия на рынке труда позволяют сделать ряд выводов (таблица 1):

чем меньше женщин в трудоспособном возрасте, тем больше уровень занятости женщин в возрасте 20–49 лет, имеющих детей до 18 лет;

чем меньше мужчин в трудоспособном возрасте, тем больше уровень занятости женщин в возрасте 20-49 лет, имеющих детей до 18 лет.

В распределении базовых показателей участия на рынке труда в период 2010–2020  гг. отмечается снижение численности как женщин, так и мужчин в трудоспособном возрасте. Вместе с тем особенной экономической активностью на рынке труда характеризуются женщины в возрасте 20–49  лет и в частности те, кто имеет детей до 18 лет.

За рассмотренный период отмечается рост уровня занятости женщин в возрасте 20–49 лет с детьми до 18 лет.

 

Таблица 2. Гендерные соотношения отдельных качественных характеристик рабочей силы с корреляционными оценками (%)

  женщины в составе рабочей силы с высшим образованием, %

(1)

мужчины в составе рабочей силы с высшим образованием, %

(2)

женщины, не входящие в состав рабочей силы, с высшим образованием, %

(3)

мужчины, не входящие в состав рабочей силы, с высшим образованием, %

(4)

женщины, не входящие в состав рабочей силы, в возрастной группе 20-24 года, %

(5)

2017 38,1 29,2 15,2 12,4 6,9
2018 38,1 29,3 15 12,3 6,5
2019 38,4 29,2 15,5 12,4 5,9
2020 39,8 30 16,1 12,6 5,7

 

мужчины, не входящие в состав рабочей силы, в возрастной группе 20-24 года, %

(6)

женщины, не входящие в состав рабочей силы, в возрастной группе 25-29 лет, %

(7)

женщины, не входящие в состав рабочей силы, в возрастной группе 25-29 лет, %

(8)

женщины, не входящие в состав рабочей силы, в возрастной группе 30-34 года, %

(9)

мужчины, не входящие в состав рабочей силы, в возрастной группе 30-34 года, %

(10)

уровень занятости, женщины, %

 

 

(11)

уровень занятости, мужчины, %

 

 

(12)

2017 10,1 3,7 1,6 3,3 1,4 52,8 67,5
2018 9,6 3,5 1,6 3,2 1,4 53,2 67,8
2019 8,5 3,4 1,6 3,4 1,7 52,9 67,3
2020 8,3 3,2 1,7 3,5 1,9 52,1 66,1

 

  1 2 3  4  5  6 7 8  9 10 11 12
1 1
2 0,97 1
3 0,96 0,85 1
4 0,94 0,87 0,97 1
5 -0,77 -0,65 -0,82 -0,65 1
6 -0,75 -0,61 -0,82 -0,65 0,99 1
7 -0,87 -0,81 -0,83 -0,69 0,95 0,93 1
8 0,98 0,99 0,90 0,93 -0,66 -0,63 -0,80 1
9 0,86 0,70 0,96 0,92 -0,79 -0,82 -0,74 0,77 1
10 0,90 0,78 0,96 0,86 -0,93 -0,94 -0,91 0,82 0,94 1
11 -0,93 -0,88 -0,94 -0,99 0,58 0,58 0,65 -0,93 -0,88 -0,81 1
12 -0,98 -0,92 -0,98 -0,98 0,74 0,73 0,80 -0,96 -0,92 -0,91 0,97 1

Источник: рассчитано автором по данным официального статистического источника Труд и занятость в России / статистическое издание, 2021. URL: https://rosstat.gov.ru/folder/210/document/13210

 

Отдельные оценки гендерных соотношений качественных характеристик рабочей силы показывают (таблица 2):

  • одновременные тенденции роста количества женщин с высшим образованием как включенных в состав рабочей силы, так и нет. В целом отмечается рост спроса на высшее образование среди женщин;
  • чем выше уровень образования женщин, тем менее они активны на рынке труда;
  • отмечается обратная зависимость количества женщин с высшим образованием в составе рабочей силы и занятости мужчин. Растет количество женщин с высшим образованием на рынке труда с одновременным снижением занятости мужчин;
  • существует однонаправленная устойчивая зависимость невключения в состав рабочей силы как мужчин, так и женщин с высшим образованием (фактор образования не является дискриминирующим);
  • очевидно снижение численности женщин, не включенных в состав рабочей силы в возрасте 20-24 года с одновременным ростом мужчин, не включенных в состав рабочей силы в возрасте 30-34 года.

 

Таблица 3. Распределение занятых мужчин и женщин по видам экономической деятельности на основной работе (%) с расчетом индекса диссимиляции

2019 ИД 2020 ИД ИС
доля мужчин, % доля женщин, % доля мужчин, % доля женщин, %
Занятые – всего, тыс. чел. 36912 35021 36208 34393
Сельское, лесное хозяйство, охота, рыболовство и рыбоводство 7,57 4,01 3,56 7,75 4,16 3,59 0,02
Добыча полезных ископаемых 3,69 0,83 2,86 3,78 0,76 3,01 0,02
Обрабатывающие производства 17,34 11,02 6,32 17,34 10,87 6,48 0,03
Обеспечение электрической энергией, газом, и паром 3,80 1,36 2,44 3,94 1,31 2,62 0,01
Водоснабжение 0,98 0,45 0,53 1,01 0,48 0,53 0,00
Строительство 11,74 1,81 9,93 11,18 1,75 9,44 0,05
Торговля оптовая и розничная 11,67 19,67 -8,00 11,64 19,46 -7,83 0,04
Транспортировка и хранение 13,29 4,02 9,28 13,25 4,07 9,17 0,05
Деятельность гостиниц и предприятий общественного питания 1,35 3,99 -2,63 1,30 3,61 -2,32 0,01
Деятельность в области информации и связи 2,29 1,28 1,02 2,43 1,42 1,01 0,01
Деятельность финансовая и страховая 1,38 3,20 -1,82 1,36 3,18 -1,82 0,01
Деятельность по операциям с недвижимым имуществом 1,87 1,54 0,33 1,95 1,63 0,32 0,00
Деятельность профессиональная, научная и техническая, деятельность административная и сопутствующие дополнительные услуги 6,17 5,31 0,86 6,32 5,71 0,61 0,00
Государственное управление и обеспечение военной безопасности; социальное обеспечение 7,88 6,03 1,86 7,88 6,29 1,59 0,01
Образование 3,32 16,03 -12,71 3,29 15,94 -12,65 0,06
Деятельность в области здравоохранения и социальных услуг 3,12 12,97 -9,85 3,12 12,70 -9,58 0,05
Деятельность в области культуры, спорта, организации досуга и развлечений 1,32 2,73 -1,40 1,26 2,77 -1,50 0,01
Предоставление прочих видов услуг 1,19 3,75 -2,56 1,19 3,86 -2,67 0,01
38,98 38,37 0,38

Источник: рассчитано автором по данным издания: Труд и занятость в России / статистическое издание, 2021. URL: https://rosstat.gov.ru/folder/210/document/13210

 

Структура занятости мужчин и женщин по видам экономической деятельности показывает неравномерность распределения рабочей силы в гендерном распределении (таблица 3). Требования самого рынка труда, а также профессиональная и трудовая мотивация самих сотрудников обуславливает подобное распределение. Вместе с тем по данным 2019 и 2020 годов можно сделать вывод о существенной диспропорции в гендерном распределении рабочей силы по видам экономической деятельности, а также о незначительном, но снижении диспропорции за рассматриваемый период.

В приведенной таблице представлен расчет индекса диссимиляции, который отражает насколько необходимо изменить структуру занятости условно дискриминируемой группы, чтобы она стала такой же, как и у не дискриминируемой группы. В представленных расчетах индекс диссимиляции (ИД) в 2019 году составил 38,39%, в 2020 г. – 38,37%.

Особенная разность в занятости отмечается в таких видах экономической деятельности, как: обрабатывающие производства, строительство, транспортировка и хранение – где представлено доминирование мужской части рабочей силы; и образование, торговля оптовая и розничная и деятельность в области здравоохранения – где представлено доминирование женской части рабочей силы.

Подобное распределение скорее обусловлено необходимостью наличия специфических качеств рабочей силы, которые как раз распределяются в гендерном отношении и во многом являются частью врожденных способностей человеческого капитала.

Индекс сегрегации рассчитан по данным 2020 года методом Дункана (индекс несходства), в соответствии с которым находится полу сумма разностей долей участия мужчин и женщин в занятости по той, или иной профессии. При этом значение индекса варьируются от 0 – полное равенство до 1 – полное неравенство. Получившееся общее значение по всем видам экономической деятельности составило 0,38, что говорит о низкой степени профессиональной сегрегации.

В соответствии с полученными оценками теоретических предпосылок изучения проблематики, а также статистическими расчетами отдельных экономических показателей распределения рабочей силы по гендерному критерию в рамках российского рынка труда, возможно дополнительное обоснование ряда теоретических понятий, в частности: мотивационные профессиональные предпочтения и пороговый уровень гендерных профессиональных предпочтений.

Мотивационные профессиональные предпочтения во многом предопределяются не только ожиданиями от профессии и трудовой самореализации, но социальным полем, а также врожденными способностями, как физического, так и метального характера, психологическими особенностями личностного становления, что в итоге предполагает распределение профессиональных ориентаций в соответствии с мотивационными предпочтениями индивида.

 

Обсуждение

На современном рынке труда формируются специфические тенденции гендерного распределения, которые важно оценивать не просто по количественным показателям включенности в экономическую деятельность, но и по качественным характеристикам формирования рабочей силы, а также включенности женщин в репродуктивные и брачные отношения. Формируется общая тенденция избирательного роста экономической активности женщин на рынке труда вне контекста репродуктивных и брачных отношений. Также формируется тенденция частичного выхода из состава рабочей силы качественной женской рабочей силы.

Исследования в области гендерной профессиональной сегрегации преимущественно исходят из необходимости минимизации разности в распределении рабочей силы, однако во многом подобные различия объяснимы иными мотивационными факторами, особенностями гендерных врожденных способностей, которые не являются нарушением доступа на рынок труда, но являются выражением социального восприятия рабочей силы, себя в пространстве рынка и мотивационными ожиданиями собственной самореализации в условиях рынка.

 

Заключение

Женская позиция на рынке труда становится все более активной. При этом женщины стремятся максимально рано начинать свою карьеру и как правило предварительно получив образование. Увеличивается доля тех женщин, которые получают высшее образование. Вместе с тем есть и доля тех женщин, которые также формируют свои профессиональные компетенции, но на рынок труда не выходят. Ограничения выхода на рынок труда формируется лишь в силу собственных предпочтений выбора трудовой активности вообще и ее степени, в частности.

 

Список источников

  1. Reskin, B., 1993: Sex Segregation in the Workplace. Annual Review of Sociology. Vol. 19. pp. 241-270. DOI: 1146/annurev.so.19.080193.001325
  2. OECD (1999), OECD Observer, Volume 1999 Issue 2, OECD Publishing, Paris, https://doi.org/10.1787/observer-v1999-2-en.
  3. Heckman J. and Killingsworth M. (1986) Female Labor Supply: A Survey. in Handbook of Labor Economics, Volume I, Edited by O. Ashenfelter and R. Layard) URL: http// https://eml.berkeley.edu/~saez/course/Heckman%20and%20Killingsworth_Handbook.pdf
  4. Lefebvre, P., & Merrigan, P. (2008). Child-care policy and the labor supply of mothers with young children: A natural experiment from Canada. Journal of Labor Economics, 26(3), 519-548. DOI: 10.1086/587760
  5. Greenwood, J., Seshadri, A., & Yorukoglu, M. (2005). Engines of liberation. The Review of Economic Studies, 72(1), 109-133. URL: http:// https://research.sabanciuniv.edu/id/eprint/277/1/3011800000841.pdf
  6. Stobbe, J. M. (2005). Doing Machismo: Legitimating speech acts as a selection discourse. Gender, Work and Organization12(2), 105-123. https://doi.org/10.1111/j.1468-0432.2005.00265.x
  7. Giuliano, P. (2017) Gender: An Historical Perspective. NBER. DOI: 3386/w23635
  8. Goldin, C. (1988). Marriage bars: Discrimination against married women workers, 1920’s to 1950’s. NBER. DOI: 3386/w2747
  9. Kosyakova, Yu., Kurakin, D., Blossfeld, H. Horizontal and Vertical Gender Segregation in Russia—Changes upon Labour Market Entry before and after the Collapse of the Soviet Regime, European Sociological Review, Volume 31, Issue 5, October 2015, Pages 573–590, https://doi.org/10.1093/esr/jcv060
  10. Мезенцева, Е. Б. Взаимосвязь экономического роста и гендерного неравенства (на примере российских регионов) / В кн. : XIII Международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества. В 4 кн. Кн. 2. Кн. 2.: М. : Издательский дом НИУ ВШЭ, 2012. С. 353-365. URL: http:// publications.hse.ru/mirror/pubs/share/folder/ao717sbkyf/direct/67407878
  11. Веркеев, А. М. «Бумажное» равноправие // Журнал исследований социальной политики 2019 Т. 17 № 3 С. 478-483. DOI: 10.17323/727-0634-2019-17-3-478-483
  12. Горбунова, Е.В., Кондратьева, О.С. Анализ гендерных различий в выбытии из вуза российских и американских студентов программ бакалавриата // Universitas 2013 Т. 1 № 3 С. 48-69. URL: https://publications.hse.ru/pubs/share/folder/6kp25490wb/110858687.pdf
  13. Jackson, M., Хавенсон, Т.Е., Чиркина, Т.А.Raising the Stakes: Inequality and Testing in the Russian Education System // Social Forces 2020 Vol. 98 No. 4 P. 1613-1635. URL: http:// publications.hse.ru/mirror/pubs/share/direct/310908561.pdf
  14. Alon, S. 2009 The evolution of class inequality in higher education: Competition, exclusion, and adaptation. American Sociological Review, 74, 731–755. DOI: 10.1177/000312240907400503
  15. Alon, S. and Tienda, M. 2007 Diversity, opportunity, and the shifting meritocracy in higher education. American Sociological Review, 72, 487–511. DOI: 10.1177/000312240707200401
  16. Heubert, J.P. and Hauser, R.M. 1999 High Stakes: Testing for Tracking, Promotion, and Graduation. Washington, DC: National Academies Press.URL: https://doi.org/10.17226/6336
  17. Buchmann, C., Condron, D.J. and Roscigno, V.J. 2010 Shadow education, American style: Test preparation, the SAT and college enrollment. Social Forces, 89, 435–461. DOI: 10.1353/sof.2010.0105
  18. Малошонок, Н.Г., Щеглова, И.А., Вилкова, К.А. Гендерные стереотипы и выбор инженерно-технического направления подготовки // Вопросы образования 2022 № 3 С. 149-186. DOI: 10.17323/1814-9545-2022-3-149-186

 

List of sources

  1. Reskin, B., 1993: Sex Segregation in the Workplace. Annual Review of Sociology. Vol. 19. pp. 241-270. DOI: 1146/annurev.so.19.080193.001325
  2. OECD (1999), OECD Observer, Volume 1999 Issue 2, OECD Publishing, Paris, https://doi.org/10.1787/observer-v1999-2-en.
  3. Heckman J. and Killingsworth M. (1986) Female Labor Supply: A Survey. in Handbook of Labor Economics, Volume I, Edited by O. Ashenfelter and R. Layard) URL: http// https://eml.berkeley.edu/~saez/course/Heckman%20and%20Killingsworth_Handbook.pdf
  4. Lefebvre, P., & Merrigan, P. (2008). Child-care policy and the labor supply of mothers with young children: A natural experiment from Canada. Journal of Labor Economics, 26(3), 519-548. DOI: 10.1086/587760
  5. Greenwood, J., Seshadri, A., & Yorukoglu, M. (2005). Engines of liberation. The Review of Economic Studies, 72(1), 109-133. URL: http:// https://research.sabanciuniv.edu/id/eprint/277/1/3011800000841.pdf
  6. Stobbe, J. M. (2005). Doing Machismo: Legitimating speech acts as a selection discourse. Gender, Work and Organization12(2), 105-123. https://doi.org/10.1111/j.1468-0432.2005.00265.x
  7. Giuliano, P. (2017) Gender: An Historical Perspective. NBER. DOI: 3386/w23635
  8. Goldin, C. (1988). Marriage bars: Discrimination against married women workers, 1920’s to 1950’s. NBER. DOI: 3386/w2747
  9. Kosyakova, Yu., Kurakin, D., Blossfeld, H. Horizontal and Vertical Gender Segregation in Russia—Changes upon Labour Market Entry before and after the Collapse of the Soviet Regime, European Sociological Review, Volume 31, Issue 5, October 2015, Pages 573–590, https://doi.org/10.1093/esr/jcv060
  10. Mezentseva, E. B. Relationship between economic growth and gender inequality (on the example of Russian regions) [Vzaimosvyaz’ ekonomicheskogo rosta i gendernogo neravenstva (na primere rossiyskikh regionov)]/ In the book. : XIII International scientific conference on the problems of economic and social development. In 4 books. Book. 2. Book. 2.: M. : NRU HSE Publishing House, 2012. S. 353-365. URL: http:// publications.hse.ru/mirror/pubs/share/folder/ao717sbkyf/direct/67407878
  11. Verkeev, A. M. “Paper” equality [«Bumazhnoye» ravnopraviye]// Journal of Social Policy Research 2019 Vol. 17 No. 3 P. 478-483. DOI: 10.17323/727-0634-2019-17-3-478-483
  12. Gorbunova, E.V., Kondratieva, O.S. Analysis of gender differences in the dropout of Russian and American students of undergraduate programs from the university [. Analiz gendernykh razlichiy v vybytii iz vuza rossiyskikh i amerikanskikh studentov programm bakalavriata]// Universitas 2013 vol. 1 no. 3 pp. 48-69. URL: https://publications.hse.ru/pubs/share/folder/6kp25490wb/110858687.pdf
  13. Jackson, M., Хавенсон, Т.Е., Чиркина, Т.А. Raising the Stakes: Inequality and Testing in the Russian Education System // Social Forces 2020 Vol. 98 No. 4 P. 1613-1635. URL: http:// publications.hse.ru/mirror/pubs/share/direct/310908561.pdf
  14. Alon, S. 2009 The evolution of class inequality in higher education: Competition, exclusion, and adaptation. American Sociological Review, 74, 731–755. DOI: 10.1177/000312240907400503
  15. Alon, S. and Tienda, M. 2007 Diversity, opportunity, and the shifting meritocracy in higher education. American Sociological Review, 72, 487–511. DOI: 10.1177/000312240707200401
  16. Heubert, J.P. and Hauser, R.M. 1999 High Stakes: Testing for Tracking, Promotion, and Graduation. Washington, DC: National Academies Press.URL: https://doi.org/10.17226/6336
  17. Buchmann, C., Condron, D.J. and Roscigno, V.J. 2010 Shadow education, American style: Test preparation, the SAT and college enrollment. Social Forces, 89, 435–461. DOI: 10.1353/sof.2010.0105
  18. Maloshonok, N.G., Shcheglova, I.A., Vilkova, K.A. Gender stereotypes and the choice of the engineering and technical direction of training [Gendernyye stereotipy i vybor inzhenerno-tekhnicheskogo napravleniya podgotovki]// Educational Issues 2022 No. 3 P. 149-186. DOI: 10.17323/1814-9545-2022-3-149-186

Еще в рубриках

Регионы России

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *